Я совсем не прошусь к вам в постель, мне вот только казалось - нам есть, что поведать друг другу...(с)
День второйВеликий день поклейки обоев. Наверное, если бы не они и не крыльцо, которое нуждается в починке, мы бы с трудом прожили тут неделю. Мне ужасно тяжело с бабушкой, я терплю, но начинаю иногда холодно огрызаться на некоторые глупости, которые бездумно выпрыгивают из ее незакрывающегося рта. Все, что она рассказывает – это сплетни, собранные со всего города. При этом она не преминет похвалить себя (как у нее чисто, убрано, все в порядке – ай-ай, образец!), а какие все остальные неаккуратные и ленивые. Мозг не определяет темы, которые не стоит затрагивать. Например, черт ее надоумил вспомнить мою вторую бабушку!
- А Сярожка быу малы, и адин раз мне сказау: «Баба, якая у тебя начнушка красивая! А Баба Зина ходить у халате порванным!» Во, малы быу, а яки внимательный! А Баба Зина, такая ужо была невнимательная, за сабой не следила, гэта яе и сгубила…
И понеслось все – про аварию, бабушкины переломы, катаракту, диабет… Мама молчит, делает вид, что не слушает. Но как же не услышать этот тарахтящий трактор! А у меня зубы сводит от силы сжатия, вот-вот кисть в руке сломаю. Как хотелось выдать все, что я про это думаю, да только она даже не поймет всех слов, которые я выдам в ее адрес!
Бабушка Зина была доброй, хорошей, умной и интересной, она была авантюристкой, самым позитивным человеком, ребенком до старых лет, она была невероятной выдумщицей и мастеров всяких рассказов. У нее было замечательное чувство юмора и приличная библиотека. Вот с ней можно было поговорить, поспорить, помечтать, подурачится! В маленьком домике в деревне всегда было хорошо, чисто и свежо, а нам всегда было чем заняться вместе с ней. Больше всего мы любили слушать ее рассказы про прошлое – ее деревенское озорное детство, веселую молодость в разъездах по всему советскому союзу. У нее были планы, желания, свои точки зрения. Она всегда была живой и живой всегда для меня останется! А бабушка Маша – человек, запрограммированный на один день – она всегда одинакова, со своими одинаковыми сплетнями и жалобами, человек не смыслящий в том, что другие люди думают иначе.
- Как будем угол клеить? – мрачно, с сильным нажимом я бросаю как спасательный круг свой вопрос.
Вечером, когда ужинали, отец попросил принести нож с кухни. «Он в кухонном столе! В ящике возле печки!» - крикнула бабушка. Я, прекрасно помня, что в столе есть ящик (а стол из-за ремонта как раз стоял ящиком к печке), в темноте отодвигаю его от печи и, о йух! Мне на ногу с диким грохотом и болью падает какая-то деревянная херня, прислоненная к ножке стола. За долю секунды я забываю про боль и шарю в ящике, пытаясь найти нож.
- да ты побилася? Скамейка упала? Ой, дужа ж больна! Да ты не там, во тут, – и она выдвигает шуфлядку в кухонном шкафчике и достает нож. Я хмуро беру его и несу отцу. А мне несется вдогонку все то же – как больно мне упала скамейка и как больно я ударилась, сдобреное раздражающим глупым смехом. Я прорычала: «Да, ударилась, ушиблась и ногу сломала!!!» - стиснула зубы и порезала пирог. У меня чуть слезы не выступили от злобы. Но я сдержалась – маму бесит, когда я начинаю терять над собой контроль в своей ярости. Папу бабушка тоже часто бесит, но он-то ее сын… Он тоже иногда срывается, мама злорадно делает ему замечания, что он стал более несдержан на пенсии, папа огрызается… пока я не меняю тему, все так и крутится. Или папа уходит в себя и делает вид, что не слышит ничего вокруг. Я тоже так делаю иногда. Маме в последнее время нравится иногда нарочно распалять папу – делать-то что еще в этом захолустье.
Все это омерзительно. Я бы многое отдала за то, чтобы бабушка Зина была жива, и я проводила эти недели у нее…
Это был прекрасный сказочный мир – без ограничений. Делай что хочешь, но соблюдай законы здравого смысла. Ну и прополи свою часть огорода, конечно. Но бесконечная романтика деревни – шалаш в лозняке над рекой, песчаная дорога в ежевичник, огромное дикое поле щавеля и лубянки, где шныряют зайцы и полевые мыши. На лужайке в собственноручно сделанном загончике мы пасли крольчат. Копали глину. Драли картошку на драники на ручной терке – по очереди – брат и я. Драли долго, тесто темнело, пускало сок, но гора клубней еще возвышалась из тазика. Весь вечер мы жарили их на сковородках – дом наполнялся жирным вкусным дымом, шипело сало на тесной кухне, и приятно урчало в животе. А потом мы ели их втроем, солоноватые хрустящие блинчики, облизывали пальцы и не могли остановить себя на последнем кусочке драника… Темнело, над домиком раскрывалось богатое звездное небо, шелестел ветер в столетнем клене у дома, и далеко-далеко стучали колеса ночного товарняка… Бабушка рассказывала нам интересные истории – от смешных до страшных, и было это самым теплым временем моего детства. Это чуть позже, когда брат стал оставаться в городе на лето, и я получила полную моральную свободу от его ига, по вечерам я разжигала костер на обрыве у реки – мое заветное место, которое нельзя было разглядеть со стороны деревни из-за холмов и высокой травы. Туда я таскала дрова, хлеб, сало, тушенку, даже запретный «Трон» (деревянный стул, который сколотил мой брат). Я сидела там долго, коптясь в дыму костра, лакомилась тушенкой и следила за тем, как купается в волнах реки полная луна. Мир вокруг меня жил своей жизнью – стрекотали кузнечики, порхали ночные мотыльки, шуршали в кустах невидимые твари, плескалась рыба, дальше в деревне переругивались псы, бренчали цепями кони пасущиеся в ночную…
Я была пьяна этим волшебным миром, который всегда был для меня наполнен – в полях ночью плясали русалки, у бобровых домиков мог всплыть водяной, в высоких ночных цветах бродил живой Ветер, а в кипящем песке под костром копошились огненные саламандры. И я в своем воображении была частью этой сказки, меня здесь знали, я была здесь нужна, как необходимая часть повествования.
Возвращалась в доме, наполняла его запахами поля и костра. Бабушка обычно еще не спала. Мы ложились спать, но в темноте еще долго звучали ее смешные ночные присказки и поговорки и мой звонкий беззаботный смех.
А на следующий день… ладно, это вам неинтересно. Хотя, вам может и любопытно почитать, как Марита может писать о чем-то так позитивно и приятно, обычно я всему перемываю кости с отбеливателем. Я бы с неудержимым полетом воспоминаний описала бы все счастливые дни своего деревенского детства, но на это мне не хватит и недели) После таких воспоминаний хочется только забыться сладким сном с запахом гвоздик, и надеяться, что все вернется во сне.
Мир, доброй ночи тебе!
- А Сярожка быу малы, и адин раз мне сказау: «Баба, якая у тебя начнушка красивая! А Баба Зина ходить у халате порванным!» Во, малы быу, а яки внимательный! А Баба Зина, такая ужо была невнимательная, за сабой не следила, гэта яе и сгубила…
И понеслось все – про аварию, бабушкины переломы, катаракту, диабет… Мама молчит, делает вид, что не слушает. Но как же не услышать этот тарахтящий трактор! А у меня зубы сводит от силы сжатия, вот-вот кисть в руке сломаю. Как хотелось выдать все, что я про это думаю, да только она даже не поймет всех слов, которые я выдам в ее адрес!
Бабушка Зина была доброй, хорошей, умной и интересной, она была авантюристкой, самым позитивным человеком, ребенком до старых лет, она была невероятной выдумщицей и мастеров всяких рассказов. У нее было замечательное чувство юмора и приличная библиотека. Вот с ней можно было поговорить, поспорить, помечтать, подурачится! В маленьком домике в деревне всегда было хорошо, чисто и свежо, а нам всегда было чем заняться вместе с ней. Больше всего мы любили слушать ее рассказы про прошлое – ее деревенское озорное детство, веселую молодость в разъездах по всему советскому союзу. У нее были планы, желания, свои точки зрения. Она всегда была живой и живой всегда для меня останется! А бабушка Маша – человек, запрограммированный на один день – она всегда одинакова, со своими одинаковыми сплетнями и жалобами, человек не смыслящий в том, что другие люди думают иначе.
- Как будем угол клеить? – мрачно, с сильным нажимом я бросаю как спасательный круг свой вопрос.
Вечером, когда ужинали, отец попросил принести нож с кухни. «Он в кухонном столе! В ящике возле печки!» - крикнула бабушка. Я, прекрасно помня, что в столе есть ящик (а стол из-за ремонта как раз стоял ящиком к печке), в темноте отодвигаю его от печи и, о йух! Мне на ногу с диким грохотом и болью падает какая-то деревянная херня, прислоненная к ножке стола. За долю секунды я забываю про боль и шарю в ящике, пытаясь найти нож.
- да ты побилася? Скамейка упала? Ой, дужа ж больна! Да ты не там, во тут, – и она выдвигает шуфлядку в кухонном шкафчике и достает нож. Я хмуро беру его и несу отцу. А мне несется вдогонку все то же – как больно мне упала скамейка и как больно я ударилась, сдобреное раздражающим глупым смехом. Я прорычала: «Да, ударилась, ушиблась и ногу сломала!!!» - стиснула зубы и порезала пирог. У меня чуть слезы не выступили от злобы. Но я сдержалась – маму бесит, когда я начинаю терять над собой контроль в своей ярости. Папу бабушка тоже часто бесит, но он-то ее сын… Он тоже иногда срывается, мама злорадно делает ему замечания, что он стал более несдержан на пенсии, папа огрызается… пока я не меняю тему, все так и крутится. Или папа уходит в себя и делает вид, что не слышит ничего вокруг. Я тоже так делаю иногда. Маме в последнее время нравится иногда нарочно распалять папу – делать-то что еще в этом захолустье.
Все это омерзительно. Я бы многое отдала за то, чтобы бабушка Зина была жива, и я проводила эти недели у нее…
Это был прекрасный сказочный мир – без ограничений. Делай что хочешь, но соблюдай законы здравого смысла. Ну и прополи свою часть огорода, конечно. Но бесконечная романтика деревни – шалаш в лозняке над рекой, песчаная дорога в ежевичник, огромное дикое поле щавеля и лубянки, где шныряют зайцы и полевые мыши. На лужайке в собственноручно сделанном загончике мы пасли крольчат. Копали глину. Драли картошку на драники на ручной терке – по очереди – брат и я. Драли долго, тесто темнело, пускало сок, но гора клубней еще возвышалась из тазика. Весь вечер мы жарили их на сковородках – дом наполнялся жирным вкусным дымом, шипело сало на тесной кухне, и приятно урчало в животе. А потом мы ели их втроем, солоноватые хрустящие блинчики, облизывали пальцы и не могли остановить себя на последнем кусочке драника… Темнело, над домиком раскрывалось богатое звездное небо, шелестел ветер в столетнем клене у дома, и далеко-далеко стучали колеса ночного товарняка… Бабушка рассказывала нам интересные истории – от смешных до страшных, и было это самым теплым временем моего детства. Это чуть позже, когда брат стал оставаться в городе на лето, и я получила полную моральную свободу от его ига, по вечерам я разжигала костер на обрыве у реки – мое заветное место, которое нельзя было разглядеть со стороны деревни из-за холмов и высокой травы. Туда я таскала дрова, хлеб, сало, тушенку, даже запретный «Трон» (деревянный стул, который сколотил мой брат). Я сидела там долго, коптясь в дыму костра, лакомилась тушенкой и следила за тем, как купается в волнах реки полная луна. Мир вокруг меня жил своей жизнью – стрекотали кузнечики, порхали ночные мотыльки, шуршали в кустах невидимые твари, плескалась рыба, дальше в деревне переругивались псы, бренчали цепями кони пасущиеся в ночную…
Я была пьяна этим волшебным миром, который всегда был для меня наполнен – в полях ночью плясали русалки, у бобровых домиков мог всплыть водяной, в высоких ночных цветах бродил живой Ветер, а в кипящем песке под костром копошились огненные саламандры. И я в своем воображении была частью этой сказки, меня здесь знали, я была здесь нужна, как необходимая часть повествования.
Возвращалась в доме, наполняла его запахами поля и костра. Бабушка обычно еще не спала. Мы ложились спать, но в темноте еще долго звучали ее смешные ночные присказки и поговорки и мой звонкий беззаботный смех.
А на следующий день… ладно, это вам неинтересно. Хотя, вам может и любопытно почитать, как Марита может писать о чем-то так позитивно и приятно, обычно я всему перемываю кости с отбеливателем. Я бы с неудержимым полетом воспоминаний описала бы все счастливые дни своего деревенского детства, но на это мне не хватит и недели) После таких воспоминаний хочется только забыться сладким сном с запахом гвоздик, и надеяться, что все вернется во сне.
Мир, доброй ночи тебе!